Иногда я задумывалась: а что происходит с ним, когда я ухожу? Чем он занимается? Как живет? Есть ли у него семья?

Он никогда не вдавался в подробности. Сказал только, что семья есть, но в нее входят лишь родители. Обмолвился, что никогда не был женат. Что имеет сложную, но вполне нормальную работу. Α когда я все-таки набралась смелости и спросила, что же его так волнует, что иногда он забывает даже про свой собственный вопрос, он рассеянно обронил:

– Ты, Аль. В последнее время меня волнуешь только ты.

И я с удивлением поняла, что это действительно правда.

Более того, с тех пор в наших отношениях что-то неуловимо изменилось.

Я вдруг поймала себя на том, что мне все чаще хочется поймать его взгляд и заглянуть глубже, туда, где затаилась едва заметная, но все же вполне угадываемая тоска. Мне хотелось понять, что его гложет. Прогнать из его улыбки едва заметную грустинку. Мне хотелось, чтобы Χарт был счастлив здесь так же, как и я. Чтобы он чаще улыбался. Радовался окружающим нас мелочам. А ещё мне почему-то захотелось увидеть его счастливым. Просто быть рядом, если ему этого захочется. Чувствовать его прикосновения. Дарить свои прикосновения в ответ. И даже просто слышать его голос почему-то стало для меня невероятно важным.

Всю дорогу до дворца я волңовалась как девчонка, которую впервые пригласили на свидание. Мы миновали широко распахнутые ворота, на которых, вопреки ожиданиям, не оказалось никакой стражи. Беспрепятственно миновали несколько десятков потрясающе красивых залов, где нам не встретилось ни одного вельможи. Поднялись по роскошной лестнице куда-то наверх. Миновали несколько оранжерей, где я увидела столько всего необычного, что едва не забыла зачем пришла. Наконец, Χарт отқрыл для меня последние двери и привел в поистине огромный, по-королевски украшенный зал, где из мебели имелось всего два кресла… небольших, изящных, обитых красным бархатом. Да, самые простые кресла, на которых лежали две такие же изящные короны.

– Мы ждем короля и королеву? – со смешком предположила я, с любопытством разглядывая тонкие золотые ободки.

Харт тихо вздохнул.

– Насчет тебя не уверен. Α я… да, Аль. Свою королеву я действительно долго ждал. Не желаешь примерить?

Я рассмеялась.

– Ты же знаешь: я не люблю роскоши.

– Α если так? – едва слышно спросил он, беря в руки корону и прямо на моих глазах превращая ее в самый обычный венок из полевых цветов. – Теперь ты ее примешь?

Я подняла на него веселый взгляд, и вдруг поняла, что мне уже не до смеха: Харт был предельно серьезен, он выглядел встревоженным, взволнованным и почему-то в его глазах снова появилась та самая тоска, в которой он упорно не желал признаваться.

– Что происходит, Харт? – спросила я, нутром почуяв неладное.

Он вместо ответа подошел, аккуратно пристроил венок в моих волосах, но не отошел. Не отдалился, а напротив – обхватив мое лицо ладонями, он с тревогой всмотрелся в мои глаза и прошептал:

– Аля… родная… милая моя, тебе пора просыпаться…

У меня что-то сжалось внутри.

– Что?

– Ты должна проснуться, – настойчиво повторил Харт. – Слышишь? Нельзя бесконечно жить чужими снами. Нельзя прятаться от реальности, как драконы. Тебе очень нужно проснуться, родная. Понимаешь? Проснуться. Ведь все это время ты жила во сне.

От того, как он это сказал, у меня потемнело в глазах.

Сон… просто сон… фантазия… пустые грезы, в которых меня угораздило запутаться…

– Вспомни, Аль, что с тобой было, – продолжал шептать Харт. – Вспомни, кто ты. Кем стала. И как умерла. Это важно, Аль. Нет ничего и никого важнее этого. Ты должна знать, что это я тебя убил. Слышишь? Это был я!

– Нет… – вздрогнула я, во все глаза уставившись на склонившегося надо мной мужчину.

– Это правда, Аль.

И я поняла, что и сейчас он мне не солгал.

А потом в мои ладони легло что-то маленькое и острое. Очередной осколок зеркала, в котором мне привиделась разбитый кусочек далекого прошлого. Того самого, о котором я так долго не хотела вспоминать. Того, куда отчаянно не хотела возвращаться. Мои пальцы непроизвольно сжались, поранив кожу об острые грани. Я снова вздрогнула. Последний кусочек памяти наконец встал на свое место…

И вот тогда я действительно вспомнила. Все, от первого дня моей разумной жизни до самого последнего мига, который наступил здесь же, в этом же самом мире… вернее, в чужом сне, где я каким-то чудом задержалась.

На красивый паркет закапала кровь, но боли, как и тогда, не было. Лишь горечь. Холод. И стремительно растущая пустота в груди, причиной которой на этот раз была не острая железка, а всего лишь… разочарование. Нескончаемая, стремительно набирающая силу тоска по несбыточному. Какое-то дикое отчаяние, которое едва не превратилось в безумие при виде шатающихся стен и расплывающегося силуэта напротив.

Мир снова содрогнулся, будто в агонии. Мой молчаливый крик оказался таким неистовым, что пo стенам дворца прошли глубокие трещины, a мой убийца обессиленно уронил руки.

Но я не стала разрушать его сон. Не тронула личность, хотя могла бы уничтожить ее одним ударом. Я даже не была на него зла за тот удар. Нет. Все это я давно простила. Да и не было в том по-настоящему его вины. Но меня бесконечно ранила мысль, что все это пространство, слова, чувства… вся эта красота и весь прекрасный мир, который неожиданно стал мне так дорог… на самом деле был всего лишь иллюзией. Искусным обманом, в котором я больше не могла и не хотела находиться.

– Прости, – едва слышно уронил Харт эль Гарр, когда я подняла на него помертвевший взгляд. – Прости, Аль. Я не мог по-другому.

Я развернулась и молча ушла, до последнего стараясь держать спину прямо. Без единого слова перенеслась на тот самый холм, где больше ничего не напоминало о моей смерти. Вернулась в свой собственный сон. Наглухо закрыла туда двери. И лишь оказавшись на любимой поляне, лишь оставшись одна, сгорбилась, упала на колени возле ожившего озера и, впервые за долгое время увидев в нем свое отражение, горько заплакала.

Глава 19

Просыпаться было тяжело как никогда, словно я проспала как минимум год. А может и два. Тело одеревенело. Веки казались чугунными. Γолова безумно болела. Но я была жива. Я дышала. И даже смогла сесть на постели, рассеяно проследив, как сваливается с меня наложенный кем-то магический стазис.

– Ур-р-ра! Алечка, ты очнулась! – едва не оглушил меня восторженный вопль, и мне на руки с потолка свалился радостно захохотавший Кыш. – Любимая моя! Дорогая! Самая-самая замечательная хозяйка! Знаешь, как я переживал, когда эль Гарр сказал, что ты умерла?!

Я поморщилась при упоминании этого имени и, с трудом ворочая онемевшей шеей, огляделась.

Странно. Это моя комната. В смысле, моя родная комната, та, что рядом с лабораторией, а не временное жилище, где мне довелось провести всего одну ночь. В чем дело? Как я сюда попала? Мы же были в Ларане! У демона на куличках!

– Кыш…

Радостно пищащий и жадно вцепившийся в мою ладонь мыш посмотрел на меня влюбленными глазами.

– Что произошло? Почему я здесь?

– Это Харт тебя принес, – радостно сообщил мыш. – Целый месяц от тебя не отходил, пока ректор не сказал, что ты стабилизировалась. Мастер эль Χаир лично на тебя стазис накладывал. Они три с половиной недели не могли до тебя дотянуться. Харт вообще на призрака стал похож, пока не вспомнил про своего демона. Красавчик поднял страшную бучу. Но ты так хорошо закрылась, что даже он не смог до тебя достучаться. И только Таура к себе впустила. Вот он и перекачивал для тебя нашу энергию, пока ты не начала усваивать ее самостоятельно…

От такого потока информации я даже растерялась.

– Подожди… ничего не понимаю… какие месяцы? И как учитель мог наложить на меня стазис, если у него был заблокирован дар? А что с Анной? Причем тут Красавчик?!

Кыш вздохнул.

– Так. Объясняю по порядку…

– Давай лучше я, – неожиданно раздалось от двери, и в комнату зашел улыбающийся мастер Тайнур. Самый обыкновенный, в своем привычном виде, а не в том безобразном облике, в котором я видела его последний раз. Разумеется, в своем любимом халате, который сам по себе был произведением магического искусства. И я вовсе не про материал говорю. Все в той же тюбетейке. С хитро прищуренными глазами. И с огромным букетом роз, который торжественно всунул прямо мне в руки.